И — оглянулся, услыхав, что слова звучали фальшиво.
Спокойное течение реки смывало гнев; тишина, серенькая и тёплая, подсказывала мысли, полные тупого изумления. Самым изумительным было то, что вот сын, которого он любил, о ком двадцать лет непрерывно и тревожно думал, вдруг, в несколько минут, выскользнул из души, оставив в ней злую боль. Артамонов был уверен, что ежедневно, неутомимо все двадцать лет он думал только о сыне, жил надеждами на него, любовью к нему, ждал чего-то необыкновенного от Ильи.
Неточные совпадения
Слушая Кутузова, он ощущал, что
спокойное, даже как будто неохотное
течение речи кружит и засасывает его в какую-то воронку, в омут.
По выходе из гор
течение реки Квандагоу становится тихим и
спокойным. Река блуждает от одного края долины к другому, рано начинает разбиваться на пороги и соединяется с рекой Амагу почти у самого моря.
Ни одна река так сильно не разбивается на протоки, как Бикин. Удэгейцы говорят, что есть места, где можно насчитать 22 протоки.
Течение Бикина гораздо
спокойнее, чем
течение Имана, но русло его завалено топным лесом, что очень затрудняет плавание на лодках. От устья Бягаму до железной дороги около 350 км.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже
течение ручья становилось
спокойнее.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по
течению. В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности.
Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Царь все ближе к Александрову. Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в
течение минуты их взгляды не расходятся.
Спокойная, великая радость, как густой золотой песок, льется из его глаз.
С реки вслед им неслись вопли и крики о помощи. Там, по
спокойной воде, удаляясь от берега к струе главного
течения реки, плыл в сумраке маленький остров, на нем метались темные человеческие фигуры.
Шёл он, как всегда, держась в тени, пробовал беззаботно свистать, но — не мог остановить стройного
течения воспоминаний об Ольге, — видел её
спокойное лицо, верующие глаза, слышал немного надорванный голос, помнил слова...
Это «да», которое я слышал при конце нашей прогулки, и было то самое «да», которое упрочивало Истомину
спокойное место в
течение целого часа в день возле Мани.
И вот, когда сумма этих унизительных страхов накопится до nec plus ultra [До крайних пределов (лат.)], когда чаша до того переполнится, что новой капле уж поместиться негде, и когда среди невыносимо подлой тоски вдруг голову осветит мысль: «А ведь, собственно говоря, ни Грацианов, ни Колупаев залезать ко мне в душу ни от кого не уполномочены», — вот тогда-то и является на выручку дикая реакция, то есть сквернословие, мордобитие, плеванье в лохань, одним словом — все то, что при
спокойном, хоть сколько-нибудь нормальном
течении жизни, мирному гражданину даже на мысль не придет.
Так рассуждают между собой старики, сидя в
спокойные осенние сумерки около своих побеленных оград, на каменных скамьях, вросших в
течение столетий в землю.
Сверху был виден череп с коротко остриженными волосами, угловатый и большой, согнутая спина, длинные руки. Из-под челнока бесшумно разбегались тонкие струйки, играя поплавками удочек. Дальше по
течению эти струйки прятались, и вода,
спокойная, гладкая, отражала в тёмном блеске своём жёлтые бугры берега, бедно одетые кустами верб.
Бара нет, и вход в реку вполне доступен:
течение тихое и
спокойное.
Гольды хорошо знали реку и, где можно, сокращали путь, пользуясь протоками, иногда же, наоборот, предпочитали итти старицей, хотя она и была длиннее нового русла, но зато
течение в ней было
спокойнее. Туземцы не пропускали ни одной галечниковой отмели, которые они называли «песками», и вели им счет до фанзы Дуляля, конечного пункта их плавания по Анюю.
Красивая и
спокойная в верхнем
течении река Хуту становится бурливой и быстрой около устья. Здесь она разбивается на несколько проток, иногда таких узких, что в них едва могли повернуться лодки, иногда очень широких, порожистых и заваленных валежником.